Если пушкинский рассказ и является пародией, то это как раз одна из тех литературных пародий, которые сами по себе уже начинают иной, новый отсчет литературного времени, новое, иное направление литературы и становятся произведениями глубоко оригинальными и новаторскими. Тон простодушия, о котором говорил Достоевский, выдержан в рассказе от начала до конца безукоризненно. Простодушие его столь изумительно, что мы все время теряемся, находимся в затруднительном положении как будто какую-то странную шутку играют с нашим здравым смыслом. Мы отказываемся поверить в реальность происшествия, но вместе с тем это наше мнение все время вступает в конфликт с невероятной убедительностью рассказа. О вещах «не постижных уму» говорится, как о чем-то само собой разумеющемся. Все, что происходит в повести, при всей своей невероятности кажется совершенно естественным. О жуткой ночной сцене у гробовщика в доме рассказывается так же спокойно, непринужденно и обстоятельно, как и о вечеринке у немца. Автором сделано все возможное, чтобы «снизить» фантастику в рассказе, снять с нее всякую экзотику, низвести ее до уровня обычной действительности, поставить в ряд фактов, ничем от этой действительности не отличающихся. О явлениях фантастических говорится не как о том, что реальности противоположно, а, наоборот, как о том, что этой реальности в высшей степени присуще. Антитеза, противопоставление реального и фантастического в этой повести сняты, уничтожены. Фантастическое является здесь оборотной стороной действительности, ее подоплекой. Интересует пескоструйка? В компании Sand вы получите высокое качество выполнения роботы и доступные цены.
Что же происходит в итоге с героем повести? Ничего. Опять начинается обычная, нормальная жизнь, на течение которой жуткое ночное приключение не оказало никакого влияния; все так, как будто бы ничего и не было. Вряд ли у какого-нибудь писателя-романтика повествование оборвалось бы так, как это сделано в «Гробовщике». Начавшаяся «чертовщина» продолжалась бы дальше и уж во всяком случае к чему-нибудь бы привела, что-нибудь бы случилось с героем повести. У Пушкина рассказ останавливается на «мертвой точке».